Одна за другой подошвы прорезиненных ботинок уверенно впечатались в край отвесной скалы. Носки спортивной обуви выдавались на несколько сантиметров вперед и зависали над самой пропастью. Под ними уже не было никакой опоры. Каменная крошка суетливо посыпалась вниз, предпочитая падение перспективе быть растоптанной.

        Стэн опустил глаза. Под ногами застыла почти тысяча метров манящей пустоты. Бездна притягивала взгляд. Иногда казалось, что пространство под Стэном всего лишь прозрачно-серебристое ничто, иногда оно заполнялось знойным маревом и превращалось в желеобразную массу. Это уже была без сомнения живая сущность. Она глядела на Стэна нежным и томным взглядом искусно преломленных солнечных лучей. Дышала, своенравно направляя потоки воздуха внутри себя. Пустота пыталась что-то сказать, звала к себе, непрестанно повторяя одно лишь только слово, почти проглатывая при этом все согласные звуки: «О – о – да – а!».

        «Стоит сделать только шаг», - подумал Стэн, - «и все исчезнет: и земля и солнце и небо. Он сольется с бездной, станет единым целым с этой, пока пугающей его пустотой. Он сам превратится в ничто. Это продлится всего несколько секунд, но хотя бы на это время, на этот миг он станет по-настоящему свободным. Нужно сделать только один шаг…»

… Стэн – так называли друзья Станислава. Слово СВОБОДА, он всегда произносил с восторженно – юношеским выражением на лице. Внутри сразу появлялась необыкновенная легкость, как будто атмосферный столб снижал свое давление. Свобода была для Стэна священным словом – она ассоциировалась у него с полетом, с отрывом от земли.             Особенно это ощущение стало актуальным в последнее время. На него вдруг напала странная апатия. Жизнь, не смотря на все внешнее благополучие, стала казаться ему какой–то липкой и бесполезной. Словно его тело поросло мхом, покрылось тиной. Словно огромный осьминог тысячами щупалец присосался к телу и крепко удерживает его. И каждая присоска – это знакомые, коллеги по работе, бизнес - партнеры, контракты, сделки, встречи, презентации. Дело дошло до абсурда – его семья, нет, не жена и Боже упаси не дети, а само понятие семья, как некое образование, заставляющее его покупать стройматериалы, бытовую технику, мебель и десятки других предметов – все это тоже теперь представлялось в форме огромного щупальца с присосками. Этот чудовищный спрут тащил его в свое логово. Что это было за место, Стэн не знал, но был уверен, что там его ждет смерть. Может быть не физическая, а какая-то иная…

        …Один лишь шаг и все присоски разом оторвутся: Стэн знал это наверняка. Даже Земля, прилипшая к нему всем своим огромным телом, она тоже оставит его. Пусть не надолго, пусть на несколько секунд, но в этот момент он встретится с такой желанной, и так долго разыскиваемой СВОБОДОЙ. Последнее слово миллионами колокольчиков зазвенело в его голове. Сомнений больше не было. Он медленно перевел взгляд на небо, чуть согнул ноги в коленях, сделал глубокий вдох, и с силой оттолкнулся от края утеса…

        …Пустота проглотила его. Первую секунду слышалась только тишина. Затем в ушах появился шум и свист. Встречные потоки воздуха нежно подхватили тело, и оно как будто замедлило свое движение. Ощущение было необыкновенным – он парил. Словно птица, словно пушинка, неспеша падая вниз. Вдруг и как-то сразу забылось все, что связывало с предыдущей жизнью. Он почти физически почувствовал, как его тело наполняется уже почти забытым ощущением свободы. Время изменило свой ход: каждая секунда растягивалась в сознании, и теперь его течение было почти незаметным.

        …Одна тысяча шесть, одна тысяча семь…

Земля стремительно приближалась. Стэн разжал правую ладонь, кусочек очень тонкой и прочной ткани взметнулся вверх, выдернув из-за спины основной купол. Еще через мгновение парашют наполнился воздухом, его стропы натянулись и, подхватив тело Стэна, резко швырнули его вверх.

 

        На этот утес Стэна впервые привезли друзья, они же и приучили к прыжкам со спортивным парашютом. Показавшееся вначале неразумным, это занятие впоследствии настолько захватило, что приобрело какие-то ритуальные формы. Не реже чем раз в месяц, с друзьями или один, он обязательно должен был вырваться сюда и прыгнуть. Пусть даже ради этого приходилось откладывать важные дела.

        Самым привлекательным было то, что спортивный парашют можно было раскрыть уже перед самой землей, будто в насмешку над земным притяжением. Весь прыжок был рассчитан до секунды, и таких секунд было ровно семь. Семь секунд до момента выброса «медузы» (малого купола). Целых семь секунд абсолютной свободы. Полет нельзя было сравнить ни с чем. Это было сродни наркотическому опьянению, только мозг работал четко и ясно. Вся жизнь оставалась за спиной: волнения, страхи. Стэн словно отделялся от всего мира…

 

        …Ящерица на дне ущелья, услышав хлопок раскрывшегося парашюта, подняла голову вверх и стремительно бросилась под камень. Стэн погасил купол и посмотрел на то место, где он находился всего несколько секунд назад. Ему предстояло самое трудное и неприятное – необходимо было взобраться на гору, к машине.

Он сложил парашют и часа через три был почти у самой вершины. Всю дорогу ему не давала покоя одна и та же мысль: «Я раскрыл парашют слишком рано. Еще минимум секунду можно было парить в воздухе, наслаждаясь свободой. Целую секунду можно было не думать ни о чем». Приближаясь к машине Стэн понял, что уехать домой он не сможет, пока не прыгнет еще раз…

        …Одна за другой подошвы прорезиненных ботинок уверенно впечатались в край отвесной скалы. От обычной эйфории остался лишь азарт  - еще одна секунда. Она стала для него смыслом и целью. Не существовало больше ничего.     Это и была сама жизнь. Свобода. Прыжок. Пожирающая пустота. Отсчет:

        Одна тысяча один…

Перед глазами - застывшая красота окружающего ландшафта. Шум встречных потоков воздуха и тишина.

        Одна тысяча два…

Как всегда это бывало, появилось, неограниченное ничем чувство свободы. Грудь раздалась по всему периметру.

        Одна тысяча три…

Он никогда и ни где не испытывал столько эмоций.

        Одна тысяча четыре…

Сотни мыслей проносились в голове, но на них можно было не обращать внимания. Свобода…

        Одна тысяча пять…

Голова стала пустой, он слился с окружающим его пространством. Все безразлично. Свобода…Свобода…Свобода…

        Одна тысяча шесть…

На десятую долю секунды вспомнился парашют, машина, дом, семья, почему-то  удивленное лицо жены. И вязкая сущность, которая находилась наверху и нетерпеливо ожидала его возвращения.

        Одна тысяча семь…

Земля. Наконец-то он обратил внимание на землю. Как он и ожидал - это было новое ощущение, в миллионы раз сильнее обычного. Он, словно не спускался вниз, а задержался на одном месте. Он не чувствовал ветра, ничто не сковывало движения.

        Одна тысяча восемь…

Рука разжалась автоматически, но Стэн почему-то не услышал столь привычного хлопка купола парашюта. Удивление, страх, равнодушие, непонимание - все это за одно мгновение проскочило в его сознании. И вдруг тело взмыло вверх. Такого раньше не бывало. Потоки воздуха подбросили его сильнее, чем обычно. Тело словно потеряло массу. Не успел Стэн подумать, как оказался у самого края утеса, бросил взгляд на машину. Никаких эмоций. Молния - мысль сорвала его с места, и Стэн с огромной скоростью понесся к облакам. На мгновение остановился, бросил взгляд вниз и, уже больше не задерживаясь, рванулся дальше. Сначала исчезло ущелье, затем река превратилась в тонкую венку на теле земли. Земля стала округляться, приобрела форму шара, шарика, и исчезла вовсе.

            Стэн уже не видел всего этого. Он несся к солнцу, а вернее к яркому белому свету, манящему и ласкающему. Свету, от которого нельзя было отвести глаз… Свету, который полностью соответствовал его представлению о СВОБОДЕ…

            …Буро-зеленая ящерка выглянула из расщелины и бросила опасливый взгляд на недвижимое тело, лежавшее рядом с так и не раскрывшимся куполом парашюта. Выработанное за миллионы лет чувство самосохранения подсказало, что опасности никакой. Она резко вбежала на абсолютно лысую макушку камня и еще раз взглянула на тело человека с неестественно вывернутыми руками и ногами. Затем перевела взгляд на солнце и прищурилась, толи в ухмылке, то ли в блаженной улыбке. Всем своим видом маленькая рептилия показывала: «Жизнь прекрасна!»